[tiger-bunny one string]

T3.6 Котецу/(|)dark!Барнаби. Ау-вселенная, где нексты вынуждены скрывать свои способности. 16летний Барнаби зациклен на мести, преследует людей из "Уробороса" и не щадит никого. Однажды свидетелем очередной расправы становится Котецу. "Так нельзя. Тебе сила не для этого дана, понимаешь?"

@темы: Тур III, Исполнено, Fanfiction

Comments

[Гость]

Да, автор не умеет писать однострочники. Так как слов много, выкладывает пока только первую часть. Если заказчику понравится такое видение dark!Барнаби (и вообще - если понравится) - продолжению быть.

Часть I, 3006 слов (в нескольких постах)

Он бегал за ней, казалось, очень долго. По всему городу. Протискивался сквозь прутья старых железных заборов, которые как нарочно возникали на пути, – интересно, останется ли куртка целой, за все эти ржавые выступы и пруты цепляясь? - вспрыгивал на крыши домов и даже проломил каменную кладку стены однажды - знаете, такие заграждения частной собственности, из крупного битого камня, утопающего в цементе. Цемент ещё потом красят белым, чтобы выглядело покрасивее. А он раздолбал эту прелесть к чертям парой ударов.

У него, конечно, есть оправдание. Он спешил. Очень торопился. Не хотел идти обходным путём. Не мог идти. Кажется, в учебниках психологии это называется «гипноз цели» - не видишь вокруг ничего, и одна лишь мысль бьётся: догнать, схватить. Но дядя наверняка будет недоволен, Барнаби в этом уверен. Дядя просил сделать всё быстро и тихо.

Но сейчас это не имеет никакого значения. Совсем.

Барнаби отряхивается, как пёс, только что вылезший из воды - каменная крошка летит во все стороны. Он это делает не потому, что запутавшаяся в волосах пыль ему мешает. Скорее, по инерции. Было бы хорошо избавиться от таких рефлексов: пока он тут перья чистит, его жертва может ускользнуть. Очень вероятно.

Барнаби не любит слово "жертва", если говорить откровенно. Есть в этом что-то наигранное, из крутых кинолент. Тех, кто от него убегает, Барнаби называет мясом - вывернутые кости, разбитое тело, багровая внутренняя ткань. Всё очень приземлённо. Он не считает себя охотником и не считает их - добычей. Охоту Барнаби никогда не любил. Под словом "мясо" он имеет в виду те куски, что продаются на рынках. В сознании большинства - неоформленные, непонятно чьи и словно бы существовавшие всегда в таком виде. Когда люди покупают задранного кролика, обычно они не думают о том, какой красивый и беззащитный он был. Как изранил в кровь задние лапки, из последних сил пытаясь выбраться из капкана, или как страшно кричал, когда его рвали гончие собаки. Во всяком случае, если об этом и думают, то не детально. Лишь образами-штрихами. Барнаби не из таких людей. В его понимании тонкое растянутое тельце на разделочной доске - всё ещё кролик.

"Мясо" - из той самой срединной, обывательской категории. Из тех вещей, которые всегда выглядели именно так, а не иначе - сырое, скользкое, вызывающее лёгкое отвращение. Пока не пожаришь. "Мясо" никогда не было хорошеньким, ему нечего сочувствовать и незачем жалеть.

Она теснится к дальней стене. Не убегает - некуда. Поэтому Барнаби приводит себя в порядок чуть тщательнее - отряхивает красно-белую куртку, убирает лезущую в глаза чёлку. Раньше он кидался вперёд. И кричал.

Кричать он умел хорошо. С выражением.

Но когда они проходят через твои руки друг за другом, кусок за куском, градус страсти как-то снижается. Возможно, потому, что это всё – мелочь, шестёрки. Наверное, попадись ему тот самый человек, а не кто-то из его пешек, Барнаби снова ощутил бы огонь, бегущий по венам.

Но пока перед ним - забившаяся в угол девочка. Она кажется девочкой, хотя Барнаби, конечно, знает, что годится ей если не в сыновья, то хотя бы в младшие братья от второго брака старого козла-отца, который променял одну жену пятидесяти лет на парочку по двадцать пять.

Но она хорошо выглядит, правда. И одета интересно. Барнаби познакомился бы с ней в других обстоятельствах. Когда он впервые увидел её фото, именно так и сказал дяде Маверику. А тот спросил, в чём проблема. И Барнаби с подростковым максимализмом ответил, что не может смешивать.

Маверик отечески потрепал его по волосам и сказал, что лет через десять эта дурь пройдёт.

То есть, лет через десять он сможет сначала трахнуть какую-нибудь размалёванную шлюху в косплее подружки Джокера нового поколения, а потом, - не отходя от кассы, - вышибет ей мозги.

Дядя Маверик никогда не ошибался, но в данном случае всё-таки будет неплохо, если он прогадает. Барнаби планирует разделаться с этим делом пораньше.

Однозначно.

Он подтаскивает ближе замеченный ранее стул – грубо сколоченную деревянную развалюху с потёками краски. Не пытается быть крутым, - просто, когда прыгал с двадцатого этажа, здорово приложился об асфальт. Сила сотни никак не поддавалась нормальному контролю. Точнее, тогда уже - "ловкость сотни".

Прежде, чем сесть, он сверяет время на часах. Подходит к девочке, - ну никак не получается назвать её раскрашенной в малолетка-стайл старухой, хотя ей хорошо за тридцать. Барнаби не представляет себе жизни после тридцати. Даже дядя Маверик в его понимании - нечто среднее между компьютерным разумом прошлого столетия и евнухом средних веков в восточном гареме. И это - не смотря на горячую любовь Барнаби к нему.

Светиться модным в нынешнем сезоне синим неоном осталось недолго - секунд десять.

Барнаби бьёт её, чуть заметно хмурясь, - всё-таки женщина, тонкая и хрупкая, и как бы не перегнуть палку, почти ювелирная работа, - на всяких случай вырывает из разом опавших рук мишку-урода, которые столь популярны сейчас среди детей. Барнаби так и не понял, в чём суть её сил, но отбиваться от очередной армии сшитых на китайском промышленном заводе кукол не имеет никакого желания.

Барнаби прислушивается к крику, - воплям, - с лёгким профессиональным интересом.

Дело в том, что дядя Маверик настаивает на приобщении воспитанника к общественной деятельности. Пока всё ограничивалось тасканием Барнаби по светским приёмам и завуалированным хвастовством ("Дядя, ну что такое, я же не "Оскар", чтобы меня всем показывать! – Ну-ну, Барнаби, не будь капризным, - Пф. Вот как возьму, как покрашусь в фиолетовый..."), он не слишком возражал. Теперь Маверик всерьёз решил заняться им. Нет, вы только подумайте: Барнаби в роли популярного певца. У него самого такое представить не получается.

Крик всё никак не смолкает, однако вывод уже сделан: всё-таки, если обстоятельства складываются в нужном русле, Барнаби может быть гораздо громче. Как и думал ранее.

Он садится на стул, осматривается по сторонам снова.

Вообще-то, эту сегодняшнюю погоню можно считать провальной. Барнаби сбился с маршрута; он должен был загнать Крим на северные окраины. Там была замечательная строительная площадка - тихая, по-своему уютная и совершенно, абсолютно безлюдная. Но план сорвался. А ведь всё начиналось так хорошо. Он поймал её, он даже старался быть вежливым - родители мертвы, но Барнаби не сомневался, что они бы хотели видеть его учтивым молодым человеком.

Крим всего лишь стоило сказать, где находится её... босс? Любовник? Выродок, убивший его семью. И тогда Барнаби извинился бы перед ней прежде, чем пристрелить. Наверное, она даже на краткий миг могла перестать быть "мясом" и оказалась бы "кроликом" - пусть и таким, который больше никогда не откроет бархатных, с поволокой, глаз.

Барнаби не имел против неё ровным счётом ничего. Сначала он даже сомневался, стоит ли приносить с собой оружие. Но дядя просил не решать так поспешно, и в тот момент, когда Крим сбежала от него, так и не ответив, Барнаби в n-ный раз мысленно поблагодарил Маверика. Следует поучиться у него... всему, но предусмотрительности - особенно.

Впрочем, этот старый склад тоже был не самым плохим вариантом. Крим смотрела на него с тихой ненавистью, Барнаби смотрел на неё, и, в общем, между ними, на его взгляд, наконец было установлено понимание.

- Ещё раз, - сказал он, - ...насчёт моих вопросов.

Пересел так, чтобы вся тяжесть тела пришлась на ноющее бедро. Неприятно, больно, зато помогает сохранить деловой настрой. Не обращать внимания на внезапно появившееся желание свернуть суке шею.

Было трудно научиться этому. Не бросаться напролом с воем.

Барнаби подавил неуместный, - возможно, даже слегка истеричный, - порыв написать Маверику сообщение, что-нибудь вроде "Спс". Он ненавидел сокращения и любил хороший литературный язык (дядя говорил, что мать Барнаби тоже любила), но... времени нет. Ни на что.

Ему не нужно было смотреть в зеркало, чтобы понять: сила ушла, свернулась глубоко внутри - жарко, цепко, уже сонно и почти совсем не опасно. Если бы сила Барнаби имела физическое воплощение, - какой-нибудь кот или пёс, или и то, и другое сразу, как в том глупом американском мультсериале, - он бы обязательно дал ей по носу свёрнутой газетой, чтобы не подводила в самый ответственный момент. Пять минут - это же смешно, ну правда.

- Пошёл ты, - хрипло отвечает Крим. Наверное, она бы показала на пальцах, куда именно должен пойти Барнаби, но ей отчаянно мешает слабость от потери крови.

Она начинает заваливаться на бок, и Барнаби требует:

- Не умирай, - подумав, добавляет: - Ты мне очень нужна, - но не делает попытки подойти к ней. Не так сильно ей досталось, в конечном итоге. Никто другой, с кем Барнаби имел дело ранее, от подобного не отдавал Богу душу. Правда, и девчонок ему до сих пор не попадалось, но Крим была помощницей Джейка, его правой рукой. Барнаби всё же не хотел верить, что она может быть столь слабой.

Когда мясо впервые не ответило на его вопросы, Барнаби убил сразу. Он даже не помнил, что испытывал при этом - на сетчатке отпечатались лишь отдельные картинки. Кадр: светловолосый парень скалится ему в лицо. Кадр: его ухмылка куда-то девается, сменяется чем-то страшным, незнакомым - Барнаби никогда прежде не видел таких выражений лиц. Было много красного, так много, что он тонул в этом мареве, и казалось, будто даже нашитые на куртку белые полоски пропитались ярким цветом.

[Гость]

Потом он приучился звонить Маверику. Барнаби всегда звонил Маверику, когда ему нужен был совет. Наверное, окажись его отец жив, Барнаби был бы папенькиным сынком. Он не стыдился этого ни секунды своей жизни. Но его отец был мёртв, самому Барнаби как воздух необходима информация о том, кто, как и почему, а ублюдки, способные пролить на это свет, молчат. Впору с ума сойти и бежать за помощью к старшим. Смотрелось даже забавно. Что-то вроде: "Дядя, он не разговаривает со мной, он ничего не говорит, не говорит и всё! Что мне теперь делать!?"

В конце концов, Барнаби шестнадцать, он ещё не знает всех тонкостей этого делового мира.

Маверик приезжал, гладил Барнаби по волосам, проводил воспитательную беседу ("Сынок, так нельзя, следует быть осторожнее") и забирал очередного несговорчивого подонка в неизвестном направлении. Потом Барнаби обязательно давали возможность посмотреть на труп и получить выясненные данные, которые иногда помогали им с дядей подняться на следующую ступень и отыскать других членов группировки. Либо оказывались бесполезными.

- Ты должна сказать мне, где находится Джейк, - Барнаби старается использовать всё своё обаяние. На девочек в старшей школе действует.

- Джейк-сама убьёт тебя, - выкрикивает Крим, - Найдёт и убьёт, и ты очень сильно пожалеешь...

Барнаби кусает губы.

Спокойно.

Спокойно.

Если она умрёт сейчас, ты ничего не узнаешь. А ведь очень хочешь узнать, правда?

Спокойно. Успокойся же.

Барнаби делает глубокий вдох - так, как учил Маверик. И ещё один. Думать в экстремальных ситуациях никогда толком не получалось, Барнаби в такие моменты - чистое сплетение инстинктов на фоне безудержной ярости, но... но тогда хотя бы - не двигаться. Ведь не первый раз уже, есть... практика. Он ведь сам потом будет жалеть, что не удержался.

Почему? Почему они просто не могут сказать ему? Разве Барнаби просит чего-то невозможного? Разве это - так сложно? Ответить на его вопросы, просто ответить на чёткие, тысячи раз продуманные и оговоренные вопросы! Он не спрашивает, существует ли Бог (сомнительно), душа (маловероятно) и настоящая мясная котлета в новом чизбургере от МакДоналдс. Всё это - очень абстрактные темы, которые можно обсуждать долгими вечерами.

Интересы Барнаби куда проще, его запросы предполагают самые однозначные ответы - конкретные имена, причины и даты. Всё. Больше ничего не нужно.

Ему всё ещё не хочется её бить, - сознательно и рационально, - не хочется ломать её тело, но - вы же видите, видите: она сама вынуждает Барнаби быть грубым. Он берёт шипящую дикой кошкой Крим за запястье - для этого приходится встать со стула.

- Прошу, - предпринимает Барнаби ещё одну попытку, - Ответь, где он? Не бойся, я не стану говорить, что ты сказала. Это будет наш с тобой секрет.

Он где-то читал, что девушкам нравятся такие порождающие чувство близости фразы. В идеале, наверное, их следует говорить шёпотом, на ухо, но Барнаби ощущает тошноту от слишком сладкого запаха духов Крим, и ему не хочется склоняться слишком близко.

Это была последняя осознанная мысль Барнаби перед тем, что случилось дальше. А дальше... он действовал совершенно рефлекторно. Когда Крим вдруг сделала едва уловимое движение, и из рукава блузки метнулось вперёд лезвие ножа. Когда она вскочила на ноги и замахнулась, метя в горло. Барнаби шарахнулся в сторону, как кот от внезапно вылетевшей из-за угла машины. А должен был перехватить за руку, ударить под колени, завалить обратно.

Блядь, - думает Барнаби и даже в своём адреналиновом угаре моментально чувствует привкус досады на себя: никто из его родных такого бы не одобрил точно. Он почти видит, как отец сокрушённо качает головой, а то и даёт подзатыльник, и мама зажимает ладонью рот. Дядя хмурится.

Следом накатывает злость - острая, яркая, красочная.

Барнаби делает странное движение - словно хочет зажать глубокий порез на боку, остановить кровь, но вместо этого просто неловко проводит по нему ладонью, почти царапает. И бросается вдогонку.

Чёрт возьми, она же только что едва сознание не теряла!

Крим на мгновение останавливается, хватает за угол пласт картона со ржавого навеса, на который навален всякий хлам - ей приходится подпрыгнуть, чтобы достать - она вскрикивает от боли. Резко, одним отчаянным движением тянет на себя, пытаясь выдернуть, - откуда только силы взялись, - и срывается с места, а Барнаби не успевает вовремя, попадает под град обрушившихся сверху коробок, тряпок, какой-то посуды. Выныривает из всего этого скарба, на ходу сбрасывая с себя прозрачную плёнку – такой обычно затягивают стены и пол во время ремонта. Он теряет драгоценные секунды. В стороне хлопает дверь.

Да проклятье же!

Барнаби несётся на звук, ничего уже не видя и не анализируя: если эта стерва выберется на улицу, если только она…

Нет, надо думать. Надо думать логично. Нет-нет, - успокаивает себя Барнаби, пинком распахивая дверь ангара. Замирает на пороге, вслушиваясь. Нет, она не пойдёт к людям, не попросит помощи, она…

Барнаби чувствует, что хладнокровие, если оно и было, начинает изменять ему, мысли путаются, он не может вспомнить, что было написано в деле Крим, в той небольшой аккуратной папке, которую дал ему дядя. Была ли она в розыске? Числилась ли в полицейских сводках? Как, как он может не помнить этого? Но он не помнит, совсем не помнит. Но ведь это важно, от этого всё зависит! Если за ней официально ничего нет, если…

Её просто заберут в больницу. Выслушают, но сначала отдадут врачам. Станет ли она рассказывать? Нет, это глупо; скорее, придумает байку про ночных карманников. А рана на плече?

Ну, карманники тоже могут быть немного нервными, разве нет?

Барнаби метнулся вправо, туда, где ему послышался какой-то посторонний звук. В сумерках невозможно было разглядеть с того расстояния, на котором он находился.

Что мешает Крим сказать, что она подверглась нападению НЕКСТа? И описать его приметы? Побоится ли, что её легенду тоже прогонят через базу данных?

Стой, Барнаби, стой. Не путайся. Не надо. Допустим, она выберется на людную улицу; что с того? Посты не везде стоят. Ну натолкнётся на кого-то – не беда, люди обычно предпочитают делать вид, что не замечают чужие проблемы, ты же сам знаешь, знаешь очень хорошо. А тут – подозрительная женщина, растрёпанная, в крови. Нет, простые добропорядочные граждане не захотят связываться.

Надо найти её во что бы то ни стало.

Барнаби, не глядя, застегнул куртку – под самое горло, предварительно хорошенько прижав ткань футболки к порезу. Голова немного кружилась, но…

Нельзя. Нельзя сейчас; надо собраться.

Вокруг стояла мёртвая тишина. Крим где-то здесь; Барнаби даже вполне уверен, что чует её запах – патока и карамель на фоне другого, тяжёлого и въедливого.

Он положил руку в карман, сжал мобильный.

Не стоит рисковать.

Показалось, будто в противоположной стороне раздался и угас шорох. Барнаби в один прыжок развернулся, дёрнувшись от пронзившей бок судороги, и помчался туда. Как бы ему сейчас пригодилась его сила!

Почему, ну почему – только пять минут? – в отчаянии думал он. Быстрее рванулся вперёд – лишь затем, чтобы мгновением позже кубарем прокатиться по земле. Ошарашенно вскинул голову, краем глаза заметил смазанный силуэт, ускользающий за ворота. Казалось, поднявшаяся внутри ненависть сейчас дотла сожжёт, и не нужно будет уже ни о чём беспокоиться – его просто не станет. Попытался разодрать то странное, прочное, что опутало ноги. Оказалась, тонкая серебристая леска.

Барнаби надеется, что родители никогда не услышат, что их сын, - гордость школы, гордость всего округа, отличник, от которого без ума что учителя, что обычные прохожие, живая картинка из тех семейных реклам, в которых показывают счастливые благополучные лица на фоне толкаемого продукта, такой замечательный сказочный мальчик с обложки подросткового журнала «Самые успешные», - что их сын думает в этот момент о Крим.

Барнаби обрывает эти надежды. Его родители мертвы, их тела, - то, что осталось, - находятся глубоко под землёй в дорогущих гробах, и они... Пронеслось в мыслях, что им уже всё равно, что они ничего не слышат, но вместо этого Барнаби думает: они его простят. Они были очень добрые, его папа с мамой. Во всяком случае, он не помнит ни одного плохого эпизода из своего раннего детства, хотя признаёт, что наверняка был тяжёлым в плане воспитания ребёнком.

Барнаби тяжело встал, тряхнул головой и в несколько секунд вылетел на пустынную дорогу, оставляя склад с его шаткой оградой позади.

Она не могла далеко уйти. Но за шоссе темнела сеть построек, переулки петляли. На город навалилась ночная темень.

Телефон в кармане завибрировал. Оказавшись на другой стороне дороги, - в этом забытом районе на окраинах машин не было и не предвиделось, только на обочине стояла пара раритетных вёдер с колёсами, - Барнаби принял вызов.

- У меня… сложности. Простите, - тихо сказал он, прекрасно понимая, что наивного «простите» здесь будет маловато.

- Только не говори, что ты её упустил, - словно воочию видит, как дядя разочарованно качает головой. Барнаби хмурится, пересекает пару дворов. Прислушивается. Ему вдруг кажется, что он выбрал совсем не то направление, пошёл не в ту сторону. Подгоняемый паникой, он вернулся к шоссе.

Время, время.

Сердце стучит так оглушительно, что за этим шумом не слышно ничего другого.

Раньше таких ситуаций не было. Никто не выскальзывал прямо из рук. Барнаби думает, что ему страшно – иначе почему руки дрожат? Но потом понимает: нет, не страх. Другое чувство.

В свете мигающего фонаря взгляд Барнаби наталкивается на блестящий след крови.

Кап-кап.

На асфальтовом покрытии багровые следы видно так же чётко, как оттеняющие фон рисовой бумаги чернильные кляксы.

- Я найду. Пожалуйста, не беспокойтесь, - Барнаби старается говорить уверенно и даже властно. Он сбрасывает звонок и, весь подобравшись, срывается на бег.

[ghostofrose]

Гость, заказчику неописуемо нравится! и вдвойне здорово, что текст большой. Выкладывайте дальше, автор, за прочитанную часть я вас уже обожаю!))

[Гость]

/запоздалая реакция/
Автор рад-рад, что заказчику нравится. Только вопрос: Вы всё же что предпочитаете - Котетсу / dark!Барнаби или Котетсу | dark!Барнаби?

[ghostofrose]

Гость, а как вам больше нравится, так пусть и будет
Я шиппер Котетсу/Барнаби, конечно, но и против не-слешных взаимоотношений совершенно ничего не имею)))

[Eva Lessend]

Автор, ваш фик так хорошо и качественно сделан, что хочется еще и еще. Пишите, пожалуйста, продолжение поскорее, а то очень интересно, что дальше будет. И ответьте все-таки, будет ли пейринг, или нет?

[Гость]

Eva Lessend, изначально пейринг задумывался, но потом автор вспомнил, что Барнаби в этой АУ лишь 16 лет. Собственно, самого автора именно в данном тексте подобное мало смущает, но он опасался, что заказчику такой поворот событий, быть может, не придётся по душе. Если же заказчику действительно неважно - думаю, пейрингу быть. С поправкой на эту вселенную и на dark! я не вижу здесь чего-то, выходящего за рамки. А Вы?
По поводу продолжения: автор постарается не затягивать, но, к сожалению, так случилось, что силы свои он не смог рассчитать верно, в результате чего на нём ещё несколько текстов, которые необходимо дописать.
Спасибо за отзыв, автору очень приятно. Здорово, что Вам понравилось.

а.

[ghostofrose]

Гость, заказчик не видит ничего плохого в пейринге, так что не сомневайтесь)))

[Гость]

мандариновый дождь, ясно-ясно /пихает Банни с Котетсу к кровати: "Давайте, чуваки, народ просит!"/

[Eva Lessend]

Солидарна с вами по поводу "выхода за рамки", также не вижу здесь ничего такого. Ну и раз заказчик сказал свое веское слово, теперь дело за вами. Тема, конечно, сложная, да и незаконченые тексты этому не способствуют, но я уверена, что вы напишите интересное и качественное продолжение, которе мы вскоре сможем прочитать

[a-shoarr]

Красиво)

[Maude A.I.]

a-shoarr, благодарю, очень приятно и лестно.

Автор всё ещё на связи, он обязательно допишет текст, просто у него возникли некоторые сложности, не позволяющие сосредоточиться на прекрасном dark! Барнаби (который, конечно, требует к себе внимания полностью и безраздельно).

~ а

[a-shoarr]

Jerome Crane, если не до следующего года то можно и подождать)))

[Feliks Sin]

если не до следующего года то можно и подождать)))

А скоро ведь уже и следующий год...